Сергей Глазьев: «Зачем нам Евразийский союз?»

Мaтeриaлы пo тeмe

Рубль будeт пaдaть, нaлoги рaсти

Прeмьeр-министр нaзвaл Литву самым развивающимся государством в ЕС

Китай создает фонд развития «Шелкового пути»

Евразийский экономический союз (ЕАЭС) задумывался как альтернатива интеграции с Западом. Оправдываются ли эти надежды и способен ли ЕАЭС тягаться с Евросоюзом?

Об этом «Миру новостей» рассказал советник президента РФ, академик РАН Сергей Глазьев.

- Сергей Юрьевич, далеко не все, что происходит вокруг ЕАЭС, вызывает у вас положительные эмоции. Почему?

- Мы быстро «поехали», но, увы, сказываются последствия развала СССР. Доля взаимного товарооборота в ЕАЭС составляет около 13% (в странах ЕС она в пять раз больше. — Ред.). Все экономики ЕАЭС, кроме белорусской, имеют сырьевую специализацию. То есть входящие в наш экономический союз страны больше заняты вывозом ресурсов, чем их переработкой и технологической кооперацией, которая строится вокруг создания сложных готовых изделий.

Прежде чем двигаться вперед, мы должны четко ответить на вопрос: для кого же создано единое экономическое пространство? Для своей готовой продукции во взаимной торговле? Если нет, то объективно это в пользу китайских товаров, товаров из Европы и прочих стран, которые вовсю пользуются нашим большим потребительским рынком.

- Кажется, базовые соглашения по Единому экономическому пространству в целом сформированы…

- Тем не менее есть проблема ограничений, которые каждое правительство выстраивает самостоятельно. Так, пока с большим трудом формируется, к примеру, единый рынок лекарств, потому что в разных государствах различные нормативные требования в этой области. Даже отличаются списки запрещенных товаров.

Из нашей интеграции полностью выпали образовательные услуги, что очень печально. Вроде есть общий рынок труда, но он касается только защиты прав трудовых мигрантов, их права на занятость. Но ведь кроме этого есть еще вопрос подтверждения квалификации, признания дипломов.

- Предполагалось, что создание Единого экономического пространства даст странам ЕАЭС дополнительный прирост валового продукта почти на 1 трлн долларов. А что на деле?

- К сожалению, сегодня объем взаимной торговли меньше, чем он был даже на момент создания Таможенного союза.

В России он составляет всего 8% товарооборота (то есть 92% — это торговля ЕАЭС с третьими странами. — Ред.). Это связано с разрушением кооперационных связей, с ориентацией, как я уже говорил, наших экономик на вывоз сырья.

- Вы, я знаю, критически относитесь к нынешней системе управления евразийской интеграцией…

- Сравним ЕАЭС с Евросоюзом. Если в Брюсселе европейская комиссия что-то решит, так все и действуют. Это действительно наднациональный орган, наднациональное правительство, тогда как в ЕАЭС ни одно решение без согласования с национальными правительствами не принимается. Форма принятия решений органом управления интеграцией — Евразийской экономической комиссией — наднациональная, а процедура их принятия — межгосударственная. В этом главное противоречие.

В ЕАЭС нельзя делегировать наднациональному органу подготовку решений и ответственность за их принятие. Пока была комиссия Таможенного союза с аппаратом 150 человек, все было наглядно, просто, понятно. Каждый чиновник занимался согласованием тех или иных нормативных документов с их правительствами. Когда же аппарат евразийской комиссии вырос до 1000 человек и был значительно повышен бюджет, тут же возникла процедура внутреннего согласования. Прежде ее не было: не имело смысла.

Правительства стран ЕАЭС под давлением министерств юстиции и иностранных дел сказали: «Нет, мы суверенные участники интеграционного процесса, поэтому все решения, будьте добры, с нами согласовывать».

Если раньше решения согласовывались только по горизонтали, теперь идет согласование по функциональной вертикали между различными департаментами наднационального органа. И вот итог: издержки функционирования наднационального органа выросли более чем в 20 (!) раз за три года после проведенной реорганизации. Автоматически увеличились сроки принятия решений — примерно в пять раз.

- То есть ЕС, выходит, более прогрессивное объединение?

- Дело не в прогрессивности. ЕС — это бюрократическая империя, которая стремится всех себе подчинить. Было на нашей памяти четыре конфликта у европейской комиссии — с Грецией, Италией, Испанией и Португалией. И во всех конфликтах еврокомиссия выиграла! Был также конфликт с Венгрией, который венгры в целом пережили, но были вынуждены отказаться от претензий на самостоятельность своего центробанка.

И мы этот европейский опыт учитываем. Все государства, входящие в ЕАЭС, сохраняют национальный суверенитет и делегируют в Единое экономическое пространство только то, что нужно для свободного движения капитала и труда.

При этом, согласно решению наших глав государств, даже допускается конкуренция юрисдикций. Например, в Казахстане НДС ниже, чем в России, в полтора раза. Это считается нормальным, у Казахстана имеется свое преимущество, которое государство использует. В Белоруссии есть меры стимулирования промышленного производства на экспорт в пределах, допускаемых нашими договорами.

- У ЕАЭС есть будущее?

- Несмотря на то что наш вес невелик в мировом производстве и торговле — 3-4%, тем не менее мы, на мой взгляд, все-таки создали очень привлекательную модель интеграции для самых разнообразных участников. Привлекательность обусловлена, прежде всего, добровольностью. Это главное отличие от ЕС. Мы видели, как ЕС поступил с Украиной. Украина стремилась в ЕС, и ей навязали кабальное соглашение. А когда Янукович отказался такой документ подписывать, его свергли, устроили переворот. Украине намного выгоднее, чем другим государствам, было бы войти в ЕАЭС. Тем не менее ее там нет.

Александр Губанов.

ИТАР-ТАСС/ Интерпресс/Е. Пальм