Алексей Баталов: «Вам моего счастья не понять…»
Мaтeриaлы пo тeмe
«Вoстoк & Зaпaд»: клaссикa и aвaнгaрд
В Уфe прoйдeт фeстивaль в чeсть мифoлoгичeскoгo нeбeснoгo коня
В Туле Кобзон вручил Ларисе Долиной приз «За все хорошее»
Народный артист ушел из жизни 15 июня, находясь в больнице.
Здоровье давно подводило любимца публики. Он почти не выходил из дома. Хотя до последнего работал над книгой воспоминаний. Уже почти ничего не видел из-за давних проблем со зрением, но надиктовывал главы своему помощнику. Жизнь свою помнил буквально до мелочей…
Когда рукопись была фактически завершена, корреспонденту «Миру Новостей» посчастливилось побывать в гостях у Алексея Владимировича. Так уж вышло, что эта беседа стала едва ли не последним интервью с легендарным актером.
Кстати, Баталов сразу же опроверг давно курсирующие слухи, будто бы прозябает в бедности, практически в нищете, о чем не раз писала желтая пресса.
- Я доволен жизнью. И даже счастлив, — сказал он нам.
«ЧУТЬ НЕ СБИЛ С НОГ СТАНИСЛАВСКОГО»
- Это молодежь нынче живет какими-то «трехкопеечными» денежными играми, в погоне за квартирой-машиной и прочими материальными благами. Вы уж извините, что я так по-стариковски ворчу, но ведь мне уже почти 90! — грустно улыбнулся актер. — У нас были совсем другие радости в детстве, в юности.
Скажем, я рос буквально во дворе МХАТа, ведь семья наша была артистической, мамочка — ведущая артистка театра Нина Ольшевская…
О, какой это был чудесный двор! Только представьте: стоят запряженные в кареты лошади, самые настоящие, и разобранные декорации какого-нибудь средневекового замка. Ходят женщины в пышных платьях XVIII-XIX веков, мужчины во фраках, в камзолах. Ты будто в сказку попадал.
Того двора моего детства давно нет, уничтожили. На месте старого МХАТа давно возник театр «Современник». Но каждый раз, проходя мимо, мысленно обращался на десятилетия назад. И я счастлив этими воспоминаниями.
Сейчас вдруг вспомнилось, как я, совсем крошечный карапуз лет пяти (надо же, помню себя в этом возрасте!), куда-то шел — и вдруг уперся головой в чьи-то ноги. Поднимаю голову и вижу ноги, ноги… А дальше небо.
«Это был сам Константин Сергеевич Станиславский, ты его чуть не сбил с ног!» — позже, смеясь, рассказывала мне мамочка. Вот какие встречи были у меня в жизни!
О том, как в нежном возрасте я сидел на коленях у Анны Андреевны Ахматовой, дружившей с моей мамой, уже рассказывал не раз. Конечно, все это накладывало отпечаток на мой характер, взросление, становление…
- Ваша юность пришлась на суровые военные годы. Какие воспоминания тут главные?
- В 1941-м мне исполнилось 13 лет. Мы эвакуировались из Москвы в Бугульму. Голодно, трудно. Особенно тяжело приходилось маме, у нее на руках нас трое: я, Боря и Миша — младший брат был грудничок, среднему четыре годика. Взрослые мужчины на фронте, помочь некому. Жалел маму до слез. Как мог помогал: воды наносить, печку истопить. Помню, как испугался за маму, когда на сцене (мама играла в местном театре — в войну люди особенно тянулись к искусству) она от усталости и голода упала в обморок…
Очень хорошо помню День Победы. Мы вернулись в Москву из эвакуации. На улицах народу — не протолкнуться! Все плакали и обнимались, даже незнакомые люди. Неописуемое счастье: закончилась война! Нынешней молодежи этого не понять.
- А как впервые вышли на театральную сцену?
- Это произошло в Театре Советской армии, спектакль назывался «Замужняя невеста». Я заменял Владимира Зельдина, он блистал в этой роли, но так вышло, что уехал на гастроли.
Долго и тщательно я репетировал. И все равно страшно нервничал, на сцену шел на негнущихся ногах, с замирающим сердцем. Перед глазами плыло, так что даже толком не запомнил сам спектакль. Помню начало, а потом сразу же финальные аплодисменты, между этими двумя событиями словно какой-то провал.
«Но для первого раза ничего», — оценили мой выход старшие коллеги-артисты. В их устах это звучало как похвала. И я был горд.
Позже мы с этим спектаклем выступали в воинских частях перед военнослужащими. Селили нас, артистов, в казармах вместе с солдатами. К их огромному, надо сказать, неудовольствию. Ведь после спектаклей мы в казарму приходили за полночь. И будили солдатиков. Они ворчали: мол, артисты, дайте поспать, у нас подъем в шесть утра.
«МОЯ ДОЧЬ – НАСТОЯЩИЙ ГЕРОЙ!»
- Режиссеры, у которых вы снимались, отмечали, что работать с вами одно удовольствие. А у вас среди них есть особенно любимые?
- Первым назову Иосифа Ефимовича Хейфица. Образованный, тонкий, внимательный, очень чуткий и спокойный. Никогда не повышал голос. Он каким-то чудом рассмотрел во мне героя своих картин «Дело Румянцева», «Дорогой мой человек» и пригласил сниматься.
Я оставил театр, переехал из Москвы в Ленинград — погрузился в волшебный мир кино. Это было счастье. Каждый миг работы с Иосифом Ефимовичем вспоминаю с теплотой, благодарностью, восхищением перед мастером.
Как-то он меня спас, за что я тоже благодарен. Я шел по «Ленфильму», вдруг подбегает помощник какого-то режиссера (уже не вспомню, кого именно), кричит радостно: «Вы утверждены на роль Ленина!» «Ни за что! — говорю. — Не буду играть. Не хочу участвовать в киноагитках — это не искусство». — «Что-о-о?!»
Отказаться играть вождя в то время означало погубить свою карьеру. Меня бы перестали снимать на долгие годы, если не навсегда. Хейфиц спрятал меня на своей даче, сказав: «Не высовывайся, пока не минует буря».
Потом он подговорил писателя Юрия Германа, имевшего влияние в высоких кабинетах, «раскритиковать Баталова»: «Ну какой же из него Ленин? Высокий, носатый — совсем не похож». И от меня, к счастью, отстали. Не вмешайся Хейфиц, скорее всего, меня бы отлучили и от кино, и от театра…
Люблю «Летят журавли» Михаила Калатозова. Очень удивлялся, когда вдруг после выхода картины меня стали узнавать на улицах, ведь появлялся всего в нескольких сценах, но, надо же, запомнили!
И конечно, люблю Владимира Меньшова. С теплотой вспоминаю съемки в его фильме «Москва слезам не верит». Хотя я отказывался от этой роли — незадолго до того начал преподавать во ВГИКе, свободного времени практически не было, не мог оставить студентов.
Меньшов не отстал — подстроил фильм под мое расписание, передвинул съемки. И сцены с моим участием снимали летом во время каникул. Для артиста всегда лестно, когда режиссер его ждет. Рад, что смог сыграть в замечательном фильме, очень люблю эту картину.
- Ваша дочь Маша — сильная личность. Несмотря на болезнь (женщина страдает тяжелой формой ДЦП и передвигается в инвалидном кресле. — Ред.), окончила институт, пишет книги…
- (на глазах Алексея Владимировича выступили слезы.) …Да, Машка — настоящий герой. Сильный, волевой человек, не сдалась и не сдается на милость болезни. Занимается на спортивном тренажере, пытается ходить: в ее состоянии каждый шаг — поступок. Сколько книг она прочла за свою жизнь, я столько не прочел. Изучает языки — английский, французский. Пишет рассказы и сказки, сценарии, статьи. При том что печатать на компьютере может только одним пальцем — руки из-за недуга плохо слушаются.
Выпустила уже три книги, получила несколько престижных литературных премий, а по одному из ее сценариев сняли фильм «Дом на Английской набережной». Старается не пропускать ни одной премьеры в Большом театре, в консерватории. Спасибо друзьям нашей семьи, которые помогают ей туда добираться. Дочка возвращается, делится впечатлениями. И я радуюсь тому, что она довольна и улыбается.
Мечтаем выпустить Машины сказки — у нее их очень много. Но все упирается в деньги. Вот тут я, пожалуй, единственный раз в жизни могу пожалеть, что не имею средств на выпуск книги дочери. А в остальном все в порядке, жить можно. Если бы не мои старческие болячки, вообще бы красота — живи да радуйся.
Не в деньгах, поверьте, счастье. А в том, что родные и близкие живы и здоровы. И ты сам на своих ногах ходишь и любимым делом занимаешься, и люди вокруг интересные, творческие. Уж поверьте мне, человеку, которому почти 90…
Виктория Катаева.
REX/FOTODOM
РИА НОВОСТИ/Е. Чеснокова.
