Александр Китаев: «Врачу времени поспать не хватает. Когда ж ему совершенствоваться в профессии?»

Eсли выстрoить всex тex, кoгo oн вырвaл из кoгтeй смeрти, вeрнул к пoлнoцeннoй жизни, нaвeрнoe, получится километровая очередь. 

В гостях у главного редактора «Мира Новостей» Николая Кружилина главный хирург Ногинской центральной районной больницы, завкафедрой хирургической патологии и висцеральной клеточной регенерации НИИ инновационных биотехнологий и регенеративной клеточной медицины, кандидат медицинских наук Александр Китаев.

- О клеточной медицине мы еще поговорим, начать же хочу с темы, которой вы посвятили немало лет и много усилий. Имею в виду методику лечения онкологических больных при помощи нагревания их тел.

 — На медицинском языке она называется гипертермической перфузией полостей тела человека. Речь идет о промывании грудной, брюшной и других полостей человеческого тела горячим раствором, насыщенным лечебными препаратами.

Ведущую роль в онкологической диагностике в настоящее время играет Япония. Но даже у японцев более 30% онкозаболеваний диагностируется на поздних стадиях, когда недуг уже сильно запущен.

У нас в России обратная пропорция. 60-70% раковых заболеваний диагностируется на поздних стадиях, когда рак распространился на другие органы или же местно рассеялся.

Все время привожу пример с одуванчиком. Его невозможно срезать, чтобы какие-то лепестки не улетели. Так и с раком. Когда опухоль удаляется, что-то от нее отрывается и рассеивается в тех или иных полостях, органах тела.

Было установлено, что клетки рака нестойки к высокой температуре — это доказано многочисленными исследованиями, в том числе нашими. Если здоровая клетка выдерживает температуру до 48 градусов и даже больше, то раковая при температуре выше 42 градусов гибнет.

Между тем высокая температура глубоко в организм не проникает. Мы пьем горячие напитки, едим горячий суп, температура которых бывает близка к точке кипения. И при этом никто из нас, если слишком сильно не увлекается, ожогов не получает. Организм — мощный радиатор, который быстро приводит перегрев к физиологическим показателям, то есть к температуре тела.

 — У вас есть пациенты, на которых вы эту методику проверили?

 — Таких пациентов более 200. Есть, например, одна женщина, которой в 1998 г. был поставлен диагноз рака четвертой стадии. Она перенесла около десяти оперативных вмешательств по нашей методике, и в настоящее время она жива, качество жизни вполне удовлетворительное. Мы разработали и запатентовали соответствующую аппаратуру, хотя аналогичные аппараты существуют и в других странах, например в Германии, США, Японии.

- Кто изобрел эту чудодейственную методику?

 — Немецкие ученые еще во времена Третьего рейха. Один из них — физик-ядерщик, ученый с мировым именем барон Манфред фон Арденне после войны переехал в СССР, работал в Курчатовском институте, именно он разработал основы гипертермии для лечения рака.

Я впервые услышал об этой методике от специалистов вашингтонского института рака, это было в середине 1990-х. Приезжали к нам в Россию на конференцию и рассказывали.

 — И как широко эта методика сегодня распространена в России?

  — Ее активно применяют в НИИ онкологии имени Петрова в Петербурге, во Всероссийском онкологическом центре в Москве, в Московском онкологическом НИИ имени Герцена. Но пионеры в этой области японцы, они начали эту методику применять более 25 лет назад.

 - В чем заключаются основные тонкости методики?

 — Главное — поддерживать заданную температуру, что непросто, да и вообще это сложные операции, в ходе которых приходится удалять части пораженных злокачественными образованиями органов.

 — Вы ведь когда-то хотели заниматься совсем другой областью медицины — нейрохирургией.

 — Я ею занимался на заре своей врачебной деятельности, но потом так сложилось, что опустился на несколько этажей ниже.

Я был военным хирургом, учился в Военно-медицинской академии. Получил распределение в госпиталь Вишневского в отделение колопроктологии (лечение заболеваний кишечника. — Примеч. ред.). Как военный хирург довольно много занимался ранениями таза, одной из самых сложных областей человеческого тела.

Горжусь тем, что нам удалось спасти военнослужащих, получивших минно-взрывные ранения. И не только спасти, но и вернуть к полноценной жизни, сохранить все физиологические функции, включая репродуктивную.

Один из наших бывших пациентов окончил университет, он отец двоих детей, другой, офицер, — четырех. А ведь эти люди были обречены на полную инвалидность. Кстати, все наши бывшие раненые поддерживают со мной связь.

 — Ранения, с которыми вам пришлось иметь дело, судя по всему, были тяжелейшими.

 — Летальность при таких ранениях составляет от 90 до 100%. Если кто-то и выживает, то остается инвалидом на всю жизнь, причем инвалидом I группы. У нас же были пациенты, которые после операции продолжали служить в армии.

 — Знаю, что вы активно занимаетесь клеточной технологией.

 — Впервые мы ее применили в 2007 г. при лечении обширных пролежней. Нам удалось вылечить одного очень тучного мужчину.

После перенесенного инсульта он более месяца провел в реанимации на аппарате искусственной вентиляции легких. От лежания на спине у него образовался дефект диаметром до 30 см. С помощью клеточных технологий нам удалось полностью залечить эти раны.

В последующем, когда я работал в центральном военном гос­питале Спецстроя России, мы очень активно применяли клеточные технологии при лечении остеомиелита (тяжелое поражение костной ткани. — Примеч. ред.).

Заживлять раны с помощью стволовых клеток думаю, есть смысл. То же самое могу сказать относительно лечения кишечных свищей (дефект кишечной стенки, сообщающийся с кожными покровами тела человека), которые возникают в результате заболеваний, травм или операций.

В результате этого происходит разъедание, «самопереваривание» тканей и покровов организма человека, наступает истощение всего организма как следствие его интоксикации. Свищи — колоссальнейшая проблема хирургии, лечатся они очень сложно. С помощью стволовых клеточных технологий нам удавалось их заживлять.

 — Есть ли какая-то госпрограмма по развитию клеточных технологий?

 — Мне о таковой не известно, но возможно, такие программы у нас появятся. Клеточные технологии официально разрешено использовать для лечения болезней в России: президент Владимир Путин в прош­лом году подписал закон «О биомедицинских клеточных продуктах», регламентирующий обращение стволовых клеток и других медицинских биотехнологий.

 — Многие критикуют наше правительство за скудное финансирование медицины…

 — Считаю, что образование и здравоохранение — это основа основ и финансироваться они должны не по остаточному принципу.

 - Как вы оцениваете уровень современного медицинского образования?

 — Оно хуже, чем было раньше. К тому же многие выпускники медвузов не идут в медицину из-за непрестижности профессии, ее малодоходности. Выпускается врачей достаточно, но все равно ощущается большой дефицит.

 — Я-то думал, что в медвузы поступают люди, для которых медицина — свет в окошке, что эти люди настоящие подвижники. Учеба-то трудная!

 — Когда я учился на 1-м курсе, 90 человек из ста хотели стать хирургами. К концу учебы хотели стать хирургами меньше четверти. А через 10 лет в хирургии остались единицы. Это тяжелый труд, который очень скромно оплачивается. Поэтому редко кто из врачей работает на одну ставку, как правило, все совмещают. От этого качество работы снижается.

В странах Запада обычно один день в неделю объявляется библиотечным, специалисту дают возможность заниматься самообразованием, следить за тем новым, что появляется в его профессии. Если наш врач работает на двух ставках да плюс еще дежурства, времени у него поспать не хватает. Когда ж ему совершенствоваться в своей профессии?

Платить врачу надо как следует. Но ведь Ленин сказал как-то, что врачам и учителям прибавлять зарплату не надо. Хороших народ прокормит, а плохих нам не надо. Эта тенденция, увы, тянется до сих пор.

К сожалению, к медицине не только в руководящих структурах, но и на бытовом уровне относятся как к сфере услуг. Я полностью поддерживаю мнение выдающегося организатора военного здравоохранения Ю.В. Немытина о том, что здравоохранение — это не область услуг, а сфера производства.

Если говорить на примитивном уровне, медики ремонтируют производителей труда, квалифицированных работников и возвращают их на производственные места, тем самым резко снижаются затраты на обучение новых работников, улучшается качество и эффективность производства.

Публикацию подготовил

Игорь Минаев.